19 ноября 2018 г. Комментарии (2)
Рай, Рай, как слышите меня, приём!
Иван Константинович Айвазовский. «Черное море».
1881 г. Холст, масло, 149×208 см. Москва, Третьяковская галерея.
Во-о-он там… На горизонте… Видите парус? То-та!
1881 г. Холст, масло, 149×208 см. Москва, Третьяковская галерея.
Во-о-он там… На горизонте… Видите парус? То-та!
Краткий Пацако-Чатланский словарь
БАК (морск.) на яхтах — носовая часть судна с якорным клюзом, шпилем или брашпилем и цепным ящиком.БРАШПИЛЬ (морск.) — горизонтальная лебедка для подъема-отдачи якоря.
БОТТИЧЕЛЛИ Сандро — итальянский топограф, составивший подробную карту «Божественной комедии». Карта выполнена в виде конусной воронки, сотканной из кругов Ада.
БУРЕВЕСТНИК (орнит.) — морская птица семейства Буревестниковых (Procellariidae) отряда Трубконосых (Procellariiformes).
ДАНТЕ Алигьери — итальянский поэт, автор «Божественной комедии», подробно описавший рельеф, климат, экологию и социологию Ада.
ДЕМИУРГ (греч.δημιουργός) — созидатель, букв. «творящий для народа».
КОКПИТ (морск.) — элемент яхты, где в большинстве случаев сосредоточены штурвал, приборы, механизмы управления.
НАВЕТРЕННЫЙ (морск.) — с той стороны, откуда дует.
НАКТОУЗ (морск.) — короб, где расположены судовой компас и другие приборы. Как правило, — перед штурвалом.
ПОДВЕТРЕННЫЙ (морск.) — с той стороны, куда дует.
РАКОВИНА (морск.) — левый или правый угол яхтенной кормы на стыке транца с кормовым бортом.
РЕЛИНГ (морск.) — жесткое ограждение борта яхты, сваренное из нержавеющих труб.
РУНДУК (морск.) — ящик.
РЫНДА (морск.) — судовой колокол.
СПРЭЙХУД (морск.) — козырёк, закрывающий кокпит от встречного ветра и брызг.
СЮРВЕЙ (морск.) — морская техническая инспекция.
ТАКЕЛАЖ (морск.) — лодочные веревки, шкивы, блоки и т.п.
ТАНГЕТА (ТАНГЕНТА) — клавиша радиостанции для переключения с приема на передачу.
ТРАНЕЦ (морск.) — кормовой борт лодки.
ТРЫНДЕТЬ — разговаривать, общаться.
ШКОТ (морск.) — снасть горизонтального бегучего такелажа.
ШПИЛЬ (морск.) — вертикальная лебедка для подъема-отдачи якоря.
16 канал УКВ-радиостанции морского диапазона — канал вызова. До внедрения цифровой системы АИС для всех судов в море дежурство на 16 канале было обязательно.
.
РАЙ, РАЙ, КАК СЛЫШИТЕ МЕНЯ, ПРИЕМ!
Только человек дивится своему собственному существованию, думает
о нём. Это его главное отличие от прочих существ… Но ведь и люди
отличаются друг от друга — степенью, мерой этого удивления. (И.Бунин)
Чего только не услышишь на 16 канале посреди Большой Воды (Морской трындёж)
о нём. Это его главное отличие от прочих существ… Но ведь и люди
отличаются друг от друга — степенью, мерой этого удивления. (И.Бунин)
Чего только не услышишь на 16 канале посреди Большой Воды (Морской трындёж)
Море штормило. И Творец, устав мотыляться среди грозовых туч, спустился с небес на яростную шаткость воды, легко догнал мою лодку, шагнул на корму. Приличные создания в гости без гостинцев не ходят. Посетитель пристроился на нержавеющей жердочке релинга, утёр лицо промокшим хитоном и протянул мне выроненную надысь рукоятку шкотовой лебедки:
— Не теряй, растяпа…
— И тебе не хворать, — сердечно поблагодарил я, полоская рот соленой пополам с дождевой водой.
.
Ясен пень, меня появление Господа обрадовало. Во-первых, жалко было рукоятки, а теперь, слава Богу, грусть растаяла. Во-вторых, уж больно надоели качка, льющаяся за шиворот влага и абсурдно комфортный суперлайнер, попиравший бурлящее море в паре миль к северо-западу. Не то, чтобы погода сильно изумляла. Но всякий раз, коротая в кокпите тягучие часы шторма, я жду неотвратимого момента, когда захочется с кем-то потрындеть. И вот, так кстати, — Творец!
Свободолюбиво бренчал слабо закрепленный язык рынды. Ветер буравил нактоуз, свистел в отворотах моего капюшона и бугрил рукава куртки. Волна перекатывала через бак и разбивалась о спрэйхуд мутными белесыми струями. Чудесно обретенная рукоятка лебедки грела душу. Хотелось трындеть о вечном и светлом.
— Ну что там Рай? — просипел я.
— Гораздо лучше, — кивнул Демиург, щурясь на притопленную волной раковину.
— Что лучше?
— В Раю, говорю, гораздо лучше, чем раньше! — крикнул сквозь сгусток ветра Творец, сплюнув соленую воду на кормовой фонарь, — Народу поменьше прибывать стало, справляемся.
Шматок пены перемахнул через лодку, прошелестел лопастями ветрогенератора и обрушился на Творца со стремительностью пошедшего в атаку сумоиста. Демиург устоял и за черту транца не переместился.
Я дождался, пока лодка ухнет с очередной волны и, пользуясь передышкой, развил тему:
— Да как он выглядит-то, Рай твой? Как устроен?
— Ну как? — удивленно хыкнул Творец, отгоняя нимбом пикировавшего в кокпит буревестника, — Обычно. Счастливы все.
— Аки хор Адвентистов седьмого дня?
— Дурак ты, пардон за выражение… Говорю же: счастливы.
— Ну?!!! Например?
— Хм… Ну вот чего ты в жизни хочешь, то и в Раю получишь. Скажем, надысь поступил дальнобой Сергеич. Всю жизнь мечтал о трёх вещах. Дабы его Камаз работал тики-так, автострады тугриков не брали, а меж рейсами на рыбалке налим, как оглашенный клевал. Вот гоняет теперь по Раю, возит то-сё, и рыбалит по выходным. Лучится от счастья!
— Кубыть! — заволновался я, — Все счастливы?
— Дык, — кивнул Творец, — Крестьяне сытым буренкам радуются. Ученые с бозонами да геномами играются. Инженеры от тучи до тучи мосты перекидывают. Моряки меж облаков паруса треплют. И даже бухгалтеры в охотку проводки туда-сюда гоняют, поплевывая вниз на мытарей. Все счастливы!
— А если хочу радости родным-друзьям?
— Многие хотят. Ходят в гости на соседние облака да радуются друг другу…
Николай Константинович Чурлянис. «Рай». 1909 г.
Ветер не то, чтобы стихал, но терял свою прессующую тягучесть, сменяясь яростными порывами и мутузя стрелку анемометра. Усталость давила. Вот так всегда в погоду: там привяжешь, тут отвяжешь, то покрутишь, это пихнешь — отбиваешься от шторма. Силы на пределе, но не до того, не до того. Ан наступает момент, когда всё, что надо, зарифлено-принайтовано-укреплено-настроено. Отвалившееся выкинуто. На разбившееся плюнуто. Пристраиваешься в уголке каком-нибудь, вахту несешь, вдруг чего ещё? А — ничего, до берега — далеко, лоскутки парусов сбалансированы, авторулевой справляется. И наваливается усталость. Наваливается мгновенно. Иди оно всё лесом… Сон…
Обычно в штормовом море плохого не снится. Философские сны накатывают. Лоскутные. Порой — треугольные. Но чаще — лекально заковыристые, с ближними и дальними планами, звуками кларнетов и междометиями разговоров. Звёзды могут присниться. Друзья. Короче, хорошее.
Но в этот раз… То ли берегом из-за горизонта повеяло… То ли ветер донес комковатую ауру далёкого мира… Только из пыльных нычек ослабевшего мозга полезли кошмарики.
Сначала — портовая суета: пограничники на обвешанных покрышками катерах, агенты, страховки, сюрвеи… И почти без перерыва, сразу за суетой, — Рай всеобщего счастья, как его описал Демиург.
В космической бездне, затмевая сияние звёзд, мерцали рекламные ролики. В кущах паслись мотиваторы, обрамлённые стадами лайков. Товары райских супермаркетов самостоятельно перекладывались в непривычные места. Небесная биржа металась предсказуемыми котировками. На белоснежных облаках, окруженные следами солдатских ботинок, там и сям полоскались флаги с крестами вдоль-поперек-наискось и с узко-матрасными полосами. В центре — холмы золотых унитазов. А по периметру, возле райского забора, толпы счастливых улыбчатых обладателей рай-регистрации теребили спиннеры и тыркали пальцами в последние модели гаджетов и игровых приставок.
«Рай и Ад». Игрушка. Что любопытно, виртуальных игрушек про Ад — множество.
Про Рай — почти нет. Спрошу Творца при следующей встрече: отчего так?
Про Рай — почти нет. Спрошу Творца при следующей встрече: отчего так?
В неспокойной дрёме мигом пролетели вечер с ночью. Разбудил речетатив шаркающего по рундуку наветренного шкота. Думал: ещё покемарю. Но сквозь задраенные веки засигналила мутная морзянка встающего солнца. Ша.
Двигаться, наклоняться, менять положение — страсть как неохота! Почесав сырой перчаткой сырую щетину, припомнил разговор с Творцом. Затем — сон. И в мокрых мозгах зацарапалось-зашебуршилось: «Дык это — Рай? Точно он? Не снесло ли под ветер, где наворачивает круги омут Боттичелли?…»
Сандро Боттичелли. Цветной иллюстрированный путеводитель по Аду
с демографическими выкладками и подробными схемами транспортных путей.
Канонический трэйдмарк — «Бездна Ада». 1480 г.
Пергамент и цветные карандаши. 32x47 см.
Ватиканская апостольская библиотека.
с демографическими выкладками и подробными схемами транспортных путей.
Канонический трэйдмарк — «Бездна Ада». 1480 г.
Пергамент и цветные карандаши. 32x47 см.
Ватиканская апостольская библиотека.
Но Демиурга на корме не видно. Нет и ответа. Лишь зудит озябшая барабанная перепонка чуть слышным шелестом: «Влюблённому — любовь… Ученому — знания… Крестьянину — хлеб… Моряку — море… Рекламщику — рекламу… Мерчендайзеру — товары… Нуворишу — тугрики… Лорду — кровь… Политику — срач… Все будут счастливы…».
.
Чудом обретенная рукоятка лебедки мозолила глаза. Скатившись по трапу к штурманскому столу, я ткнул в шестнадцатый канал, зажал тангенту и забубнил: «Рай, рай, как слышите меня, приём…»
Костя ПУТЕВОДКА
.
.
.
.
.